Будь неуловимым, вплоть до бесформенности; Будь неведомым, вплоть до беззвучности. Так сможешь стать властителем судьбы врага.
ЯНЫЧАРЫ
(«Солдат удачи» № 1/96)
читать дальшеБорт на Матади
3 июля 1960 года в направлении конголезского порта Матади из Кронштадта вышли два военных борта N 24 и 26 с тремя тысячами солдат Советской Армии. В их числе были я и мои товарищи, переброшенные сюда со ст. Державинка Атбасарского р-на Акмолинской области Казахстана. Перед отправкой нам прочитали приказ командующего корпусом железнодорожных войск, которому подчинялся наш батальон: о том, что советское правительство решило оказать техническую помощь независимому Конго, и так далее. Из батальона отобрали 36 сержантов и старшин срочной и сверхсрочной службы и четырех офицеров во главе с замполитом майором Ткачуком.
Выдали комбинезоны из «чертовой кожи», береты синего цвета, как у учащихся ФЗУ, и рубашки в клеточку — «канадки», как их тогда звали. Оружия у нас личного не было, хотя в грузовых отсеках, рядом с временными каютами, находилось разнообразное оружие, от ракетниц до зенитных орудий. Танков не было, но был десяток бронеавтомобилей обр. 1945-1950 года. Над транспортами развевались флаги торгового флота Минморфлота СССР...
Свободная Африка и парашютисты
Бельгийское Конго (ныне Заир) объявило независимость 30 июня 1960 года, и во главе правительства стал один из лидеров партии Национальное движение Конго Патрис Лумумба. Он назначил командующим Форс Пюблик - колониальной Народной армии - своего родного дядю Виктора Лундулу, санитара Форс Пюблик. Начальником штаба стал сержант Жозеф Мобуту.
Советский Союз мигом признал Конго и оказал помощь в размере 10 млн. долларов и направил грузовики, водителей, автомехаников, оборудование для ремонта автотехники, а также оружие и солдат и офицеров для обучения конголезской армии.
Две недели, что мы плыли, мы усиленно учили французский язык. В основном это были технические термины по автоделу и железнодорожному транспорту. А пока мы плыли и ничего не знали, в Конго происходили бурные события.
Опьяневшая от легких побед и развращенная чинами «народная армия» фактически вышла из-под контроля. В стране начался натуральный хаос. 9 июля Лумумба обратился за помощью к Бельгии, согласно заключенному 29 июня договору о военной и финансовой помощи. 11 июля Моиз Чомбе провозгласил независимость провинции Кананга со столицей Колвези. Тогда 13 июля бельгийские парашютисты под командованием генерала Гейсена высадились в аэропорту Леопольдвиля Нджили и через 48 часов подавили мятеж конголезских солдат. В порт Матади, конечную цель нашего маршрута, вошли 4 корвета ВМФ Бельгии и открыли огонь, а самолеты ВВС Бельгии бомбили город.
Темной ночью 18 июля 1960 года наши транспорты вошли в порт Матади на побережье Атлантического океана. Вдруг ярко вспыхнули прожектора боевых кораблей, пронзительно завыли сирены, раздались команды на французском языке. Были сделаны предупредительные артиллерийские выстрелы. Сидя в трюмах транспорта, мы ничего не понимали, а слышали только выстрелы и разрывы снарядов вблизи бортов.
Наши командиры с побелевшими от страха лицами командовали одно; «Сидеть тихо!» Потом раздалась другая команда по корабельному радио: «Подготовиться к высадке на берег! Соблюдать очередность высадки! Сопротивления не оказывать! Нас интернировали!» А кто из нас, обычных солдат, знал в то время, что обозначает это слово?
Катера бельгийского ВМФ отвезли нас на берег, где нас посадили в товарные вагоны и в сопровождении вооруженных бельгийских коммандос отвезли в Леопольдвиль, где пересадили на грузовики с тентами над кузовами и везли через джунгли еще 300 км. В конце концов, нас разместили в палатках лагеря бельгийских коммандос в г. Бандунду, среди джунглей, в 25 км от границы с Французским Конго. Бельгийцы за один день намотали вокруг лагеря колючую проволоку, поставили вышки с пулеметами и прожекторами.
Из лагеря в лагерь
Кормили нас неплохо, обращение было нормальное, больным оказывали медпомощь, в палатках были вентиляторы, показывали бельгийские кинокомедии: хотя и непонятен язык, а смешно, имелись радиодинамики, по которым передавали непривычный джаз. Но мучила неизвестность. Нам, депортированным из Прибалтики детям из семей чиновников довоенных государств, ограниченным в гражданских правах, армия была домом родным. Поэтому мы все, более 360 человек — воспитанников одного из многочисленных спецдетдомов, — остались на сверхсрочную службу. Мы были янычарами Советской Армии и так же верно служили ей, как давние янычары — турецкому султану.
Офицеры уговаривали нас ждать, говорили, что советское правительство «не забудет своих сынов». Но прошло два месяца, и не похоже было, чтобы советское правительство о нас думало. Когда мы спрашивали об этом переводчика-офицера из коммандос, Пьера Людерса, он только весело смеялся. Нам и в голову не могло прийти, что эти засранцы бросили три тысячи гавриков на произвол судьбы!
К нам пришли раздражение и злость, в первую очередь на офицеров, которые жили отдельно от нас в деревянных сборных коттеджах. Мы им были до лампочки. Мы стали высматривать слабые места в лагерном окружении, изучали солдат на вышках и в воротах. Потихоньку ломали металлические прутья спинок кроватей. Нас никто особенно не проверял.
И вот 16 августа 1960 года в 4 часа 30 минут (никогда не забуду!), душной африканской ночью, когда даже часовые на вышках кимарили, мы все, держа в руках заточенные пластинки от спинок кроватей, вооруженные двумя десятками жердей-подпорок от палаток, бросились к воротам лагеря и к вышкам.
Палатки охраны от ворот лагеря находились примерно в 100-150 м, никаких заграждений из колючки не было, и это было ошибкой. Это расстояние мы преодолели быстрее, чем любой олимпиец на соревнованиях,
Вскочили в джипы и на скорости 100 км/ч рванули по дороге к границе с Французским Конго. Карту мы еще прежде раздобыли у одного из солдат-бельгийцев.
Что и как там было, что делали остальные - не знаю, хотя пытался узнать и через 20 лет, но все напрасно.
Добравшись до реки Конго, разделявшей Бельгийское и Французское Конго, мы захватили паром, перевозивший автотранспорт и людей через реку, по счастливой случайности находившийся на «нашем» берегу, Загнав машины на паром, мы заставили перевезти нас на левый берег. На пароме повесили белый флаг, и так подплыли к таможне Мбеле. Нас окружили негры в форме французской армии. Мы сдали оружие, и нас снова поселили в брезентовые палатки.
Через пять часов пришла группа французских офицеров в кепи с золотыми позументами, в полевых френчах и крагах. Они прилетели самолетом. Среди них оказался капитан Роже Люнгвиц, офицер Французского иностранного легиона, наш будущий командир батальона.
Легионеры от отчаяния
Французское Конго, куда мы убежали, называлось уже Народной Республикой Конго (Браззавиль). Независимость была провозглашена 15 августа, накануне нашего побега из бельгийского лагеря. А 17 августа решилась наша судьба. Нам предложили подписать контракт сроком на три года о зачислении во Французский иностранный легион. Выбора у нас не было: или сидеть и ждать «до морковкиного заговенья», или легион. И мы пошли в легион.
Франция была колониальной державой, вела многолетние войны, и ей требовалось много солдат — поэтому в легионе было более сотни тысяч человек, не то что теперь, когда легион насчитывает едва семь тысяч. Французский иностранный легион — это воинское формирование особого типа, в него принимали людей, не заглядывая им в документы, не спрашивая о прошлом. Практиковалась даже замена преступникам каторги (кайенны) на трехлетний срок службы. Главное, чтобы они хотели служить в легионе и были здоровы. А учить их легионерскому делу было кому. Офицеры в легионе были, конечно, французы - главным образом уроженцы колоний. Сержантский состав (капралы), в среднем до 50 лет, составляли немцы-эсэсовцы, бывшие полицаи всех национальностей из СССР, солдаты и офицеры национальных дивизий СС «Литва», «Латвия», «Эстония», «Галичина», мусульманской дивизии СС «Анчар». Они были страшно усердны в тренировках солдат. Я помню, как на тренировке по ползанию по-пластунски огромный (120 кг) фельдфебель-эсэсовец вставал на ползущего и требовал ползти вместе с ним. Мог при этом еще и стрелять тому между ног, приучая не бояться пуль. Если при этом промахивался — убитого списывали на боевые потери.
Остальные по национальности делились на три группы. Во-первых, русские, прибалты и так далее — в общем, уроженцы СССР. Во-вторых, негры из южных штатов США. Среди них было очень много откровенных уголовников. Прочие были по мелочи: например, из Французского Индокитая и подмандатных территорий, или греки, ранее служившие в королевской гвардии. Были еще норвежцы-квислинговцы, испанцы из «Голубой дивизии». Много было иорданских евреев. В наследство от Британской империи достались сикхи и белуджи. У нас в батальоне их служило до полусотни.
И ведь несмотря на такой пестрый состав, на то, что в недалеком прошлом эти люди зачастую воевали друг против друга — национальной вражды между легионерами не было. А говорили все друг с другом по-французски.
Контракты в среднем заключались на три года, а потом перезаключались на любой срок. Были солдаты-легионеры служившие по 20 и 25 лет. Эти ветераны имели по 30-35 орденов и медалей, заслуженных на поле боя. А офицеры-штабисты легиона имели от силы пять-шесть наград, Получение наград во Французском иностранном-легионе самое справедливое, и в этом мы убедились. Через три месяца жестоких боев в пустыне и в городах (о чем чуть ниже) оставшиеся в живых «советские» легионеры тоже получили свои первые медали.
В Алжир!
Из Французского Конго нас перебросили на переподготовку на базу легиона в Лионе, во Франции. Переподготовка главным образом заключалась в обучении пользованию американским стрелковым оружием, состоявшим на вооружении легионеров. Это были автоматические винтовки М16. Кроме них, у нас были немецкие пулеметы MG и гранаты. Французскими были прежде всего орудия, а также 82-и 120-мм минометы. Обычно подготовка солдата во французской армии тогда составляла не менее пяти месяцев, но
мне зачли боевой опыт, полученный в Советской Армии в 1953—1956 г.г. в Восточной Европе, когда я участвовал в подавлении восстаний в Польше и Венгрии.
Моя часть считалась мотопехотой, мы передвигались на «виллисах», действовали в бою в пешем строю, В роте было четыре взвода по четыре отделения - около 120 бойцов. В случае необходимости роте придавались огневые средства поддержки. 1-й полк, в составе которого была рота, насчитывал около 3000 бойцов. В августе-сентябре нас за две недели обмундировали, обучили владению оружием, необходимым командам и самолетами перебросили в Константину, это на севере Алжира, где мы полтора-два месяца боролись против городских партизан. Наша рота потеряла пятнадцать человек, в том числе двоих литовцев, Потом в ноябре нас отправили в город Алжир, где три недели я работал «по специальности» - прокладывал железнодорожные пути от склада к базе. В декабре 1960 года полк перебросили в оазисы Таманрассет и Ани-Сафра — на прикрытие границы Алжира с Нигером, с территории которого арабские отряды совершали набеги на французские части.
Если бы не Советский Союз, никогда не было бы войны в Алжире. Это СССР спровоцировал Алжир на войну с Францией. Разговорами о свободе, о строительстве социализма, советские агитаторы толкнули темных кочевников на войну. Дали им старые ППШ, ППД, ППС, «шмайссеры», пулеметы Дегтярева, Горюнова, немецкие МГ-36 и МГ-43, и разные орудия, калибром от 37 до 76 мм. Советские советники советовали, а алжирцы воевали.
Изнуряющая война
Франция превосходила своего противника в бронетехнике, самолетах, стрелковом вооружении. Кроме того, Франция получала военную помощь от союзников по НАТО. Все поля и пустыни Алжира были усеяны сотнями тысяч мин. Все караванные тропы контролировались самолетами и вертолетами «Ягуар». Любое скопление людей и верблюдов бомбилось и расстреливалось.
Феддаины (партизаны) в основном действовали в крупных городах - Оране, Аннабе, Хасси-Мессуде и в столице Алжире. В узких улочках они внезапно открывали стрельбу по французским патрулям, убивали всех французов, убивали и тех своих земляков, которые поддерживали Францию. Это делалось с таким расчетом, чтобы запугать всех, и в первую очередь 120 тыс. человек европейского населения, в основном французов.
Стреляли из-за угла, бросали оружие и скрывались на поджидавшем автомобиле. При блокировке квартала, откуда велась стрельба, обыски ничего не давали, на брошенном оружии отсутствовали отпечатки пальцев, так как использовались перчатки. Мы забирали молодых парней и сдавали в полицию. Если это был студент, то уверенность была на 100 процентов, что он участвовал в нападении.
Война в пустыне была для алжирцев напрасным кровопролитием, здесь они всегда проигрывали. Солдаты легиона — наследники римских легионеров; наш лагерь на ночь мы окружали спиралями Бруно из колючей проволоки, на песок на расстоянии от 50 до 300 м от лагеря укладывали кольцом вокруг противопехотные мины, на расстоянии до 50 м от лагеря выставлялись парные посты с собаками. Кроме того, часовые были и в лагере, наготове были безоткатные орудия «Хот», и, если легионеров было больше роты, им придавались два самолета «Альфа Джет», взлетавшие с ВПП длиной до 60 м, и один вертолет «Ягуар». Дорожки были из сборных ребристых дюралевых щитов и перевозились на трейлерах.
Скачущую на нас верблюжью кавалерию встречали огнем автоматов и пулеметов, 76- и 82-мм минометов, освещали прожекторами со спецмашин. Сразу взлетали самолеты и вертолет, бросали десять 10-килограммовых бомб, по пять на каждый самолет.
Применялся вахтовый метод; неделю-другую на базе в оазисе, столько же - на заставах в пустыне. Американские винтовки, которые у нас были, оказались плохими: легко засорялись песком и отказывали. Поэтому всегда надо было иметь что-нибудь на замену, Уважением у легионеров пользовались «шмайссеры», которые мы захватывали у арабов. Для рукопашных использовали тесаки длиной 112 см от бельгийской винтовки «Пежо» образца 1914 года. Против сабель арабов это было эффективно. Лучшими мастерами фехтования у нас считались немцы. Но все же чистые рукопашные бои были редкостью.
Несколько раз мы отправлялись в глубокие — до 100—150 км — рейды на территорию Нигера уничтожать базы повстанцев, Для этого французы использовали десантные планеры. После консультаций с метеорологами, планеры с нами внутри самолета доставляли и отпускали в расчетном месте. После приземления мы быстро делали свое дело и возвращались на планер. Благодаря специальному высокому носу планера, самолет цеплял его крюком и буксировал на территорию Алжира. За такой рейд я и получил одну из своих медалей — Victoria.
Равенство и братство
Особенность войны в пустыне - страшная жара, невозможно дотронуться до раскаленного оружия. Просоленную потом рубашку можно ставить. Самое лучшее - пить охлажденное в холодильнике вино с водой. За нами следовали спецавтомобили, имеющие холодильные компрессоры, а запасы воды и вина вместе с продовольствием и боезапасом подбрасывались авиацией.
Разборки между своими не водились, не было краж, а драки случались, но редко. Мародерства почти не было. Исключение составляли негры, которые не чурались отрезать руки убитым арабам ради браслетов. Впрочем, такие возможности предоставлялись редко: арабы почти всегда забирали своих. Зато процветали грабежи мирного населения (хотя убийства при этом были редкостью). Полученные таким образом ценности легионеры сбывали маркитантам.
Легко раненых допрашивали, потом пристреливали. Ни одна из сторон пленных не брала, их некуда было девать. Раненых (своих) делили на две категории — «живые раненые» и «мертвые раненые». К последним относились «безнадежные», которые добивались своими. Тела, погибших французов вывозились во Францию, прочие легионеры хоронились на месте. Крест часто делался на основе пулеметного ствола. Трусов-легионеров прибивали гвоздями за уши к доске и ставили в пустыне на солнцепеке.
Печальна была участь попавших к арабам. Давая выход своим чувствам, они вспарывали животы, наматывали кишки вокруг шеи и подвешивали легионера на пальме вниз головой. Удивительно, но в нескольких случаях после этого их удавалось спасти.
Был и обратный случай: легионерами в плен был захвачен советский военный советник. Он бойко лопотал по-арабски и был для достоверности даже обрезан, но был опознан своим одноклассником, земляком-тамбовцсм, оказавшимся в легионе. Захваченного земляка накормили и напоили и, дав верблюда, сказали: «Скачи!» Ненависти к нему у нас не было.
Домой или на Родину?
Мы не получали денег на руки - они шли на счет в банке Креди Лионнэ. Казначей выделял нам наличные только когда приезжал военно-полевой бордель. Это бывало нечасто, поэтому солдаты не раз насиловали арабских женщин, что, ясно, не прибавляло арабам любви ни к Франции, ни к легиону.
Мы ничего не платили за питание, и, кстати, оно было высококачественным, для различных групп легионеров повара даже готовили их национальные блюда.
За все время боев батальон потерял около семидесяти убитых. Раненых было примерно вчетверо больше - преобладали осколочные ранения от гранат и камней. Страдали также от дизентерии и малярии. В августе 1961 года батальон был переведен на отдых в один из оазисов центральной части Алжира, а после двухмесячного отдыха вернулся в Таманрассет. Когда Франции надоела семилетняя война, де Голль ее кончил. 18 марта 1962 года была достигнута договоренность о прекращении войны в Алжире. В апреле были подписаны Эвианские соглашения, положившие конец войне. 1 мая 1962 года все французские войска были выведены из Алжира. За победу Фронта национального освобождения (ФИО) Алжира его руководителю Ахмеду Бен Белла было присвоено звание Героя Советского Союза! А мы около пяти месяцев отдыхали в Лионе — слушали концерты и ходили в рестораны. Нас обследовали социологи, психологи и другие специалисты. Затем я был инструктором пулеметного дела на Мадагаскаре. Потом просто 3,5 года жил на доходы, полученные в легионе и на Мадагаскаре.
Тогда кое-кто из нас захотел вернуться домой: заметьте, не на Родину, а домой. С большими трудностями вернулись 32 легионера, в Белоруссии живут 12 легионеров, из которых 8 в Могилеве. У каждого из нас на левой руке между большим и указательным пальцами было вытатуировано FL — Французский легион. Перед возвращением пришлось это выжечь, остался белый кружок.
В Советской Армии служил восемь лет, три года в легионе и пять лет жил во Франции. За службу в легионе — за три года, из которых полтора года приходились на войну в Алжире, — я получил звание сержанта, 25 тыс. долларов (очень неплохие деньги по тем временам для Франции) и три награды за храбрость и мужество.
Как я вернулся домой в 1968 году — разговор особый, но для прибалтов этот путь был легче. От последующих репрессий нас спасло отчасти то, что африканскую операцию проводило ГРУ, не поставив в известность КГБ. Мы внесли в Красный Крест и Фонд мира 5—10 тыс. долларов из своего заработка по принуждению. Дали подписку сроком на 25 лет молчать.
Каждый делает свой выбор
Мелькают в памяти страшные места — Ани-Сафра, Дуаргала, оазисы Эль-Раса, оазис Таннаул Аззал и ряд других маленьких грязных глинобитных и сделанных из камня хижин арабов с их ненавистью в глазах и постоянным ожиданием, что в тебя выстрелят из-за угла,,.
Освободительное движение в Африке, начавшееся в 1960 году, вызвало создание Бельгийского иностранного легиона, а его командиры майоры Майкл Хор и Боб Денар вошли в историю колониальных войн, когда в Бельгийском Конго под руководством Патриса Лумумбы вспыхнуло восстание за свободу. Знаменитая Катанга во главе с Моизом Чомбе — это забытая история того времени, о котором не знает молодежь, да и старшее поколение не знало подробностей. Кто когда-нибудь читал или слышал о таких наемниках, как майоры Майкл Хор и Боб Денар, капитан Роже Люгвиц, лейтенанты Виктор Голанд и Ренэ Бардан, сержанты (капралы) Леон Сегю, Жан Пьер, Фриц Баум, Сергей Лемешко, Виктор Кудрявцев? Мне в наемниках пришлось видеть разных людей со всего мира: авантюристов, грабителей и убийц, но легион сделал всех равными, и в бою мы все были «камрадами». Только настоящие мужчины, имеющие смелость и отвагу, решатся пойти в наемники, и каждый по-своему прав, когда решает, по какую сторону конфликта ему находиться. Я горжусь тем, что был наемником, и никто не вправе упрекать меня.
Каждый делает свой выбор сам.
(В статье использованы фрагменты интервью нашего корреспондента Михаила Поликарпова с Яном Сперскисом)
Единая система русского ближнего боя © 2011
(«Солдат удачи» № 1/96)
читать дальшеБорт на Матади
3 июля 1960 года в направлении конголезского порта Матади из Кронштадта вышли два военных борта N 24 и 26 с тремя тысячами солдат Советской Армии. В их числе были я и мои товарищи, переброшенные сюда со ст. Державинка Атбасарского р-на Акмолинской области Казахстана. Перед отправкой нам прочитали приказ командующего корпусом железнодорожных войск, которому подчинялся наш батальон: о том, что советское правительство решило оказать техническую помощь независимому Конго, и так далее. Из батальона отобрали 36 сержантов и старшин срочной и сверхсрочной службы и четырех офицеров во главе с замполитом майором Ткачуком.
Выдали комбинезоны из «чертовой кожи», береты синего цвета, как у учащихся ФЗУ, и рубашки в клеточку — «канадки», как их тогда звали. Оружия у нас личного не было, хотя в грузовых отсеках, рядом с временными каютами, находилось разнообразное оружие, от ракетниц до зенитных орудий. Танков не было, но был десяток бронеавтомобилей обр. 1945-1950 года. Над транспортами развевались флаги торгового флота Минморфлота СССР...
Свободная Африка и парашютисты
Бельгийское Конго (ныне Заир) объявило независимость 30 июня 1960 года, и во главе правительства стал один из лидеров партии Национальное движение Конго Патрис Лумумба. Он назначил командующим Форс Пюблик - колониальной Народной армии - своего родного дядю Виктора Лундулу, санитара Форс Пюблик. Начальником штаба стал сержант Жозеф Мобуту.
Советский Союз мигом признал Конго и оказал помощь в размере 10 млн. долларов и направил грузовики, водителей, автомехаников, оборудование для ремонта автотехники, а также оружие и солдат и офицеров для обучения конголезской армии.
Две недели, что мы плыли, мы усиленно учили французский язык. В основном это были технические термины по автоделу и железнодорожному транспорту. А пока мы плыли и ничего не знали, в Конго происходили бурные события.
Опьяневшая от легких побед и развращенная чинами «народная армия» фактически вышла из-под контроля. В стране начался натуральный хаос. 9 июля Лумумба обратился за помощью к Бельгии, согласно заключенному 29 июня договору о военной и финансовой помощи. 11 июля Моиз Чомбе провозгласил независимость провинции Кананга со столицей Колвези. Тогда 13 июля бельгийские парашютисты под командованием генерала Гейсена высадились в аэропорту Леопольдвиля Нджили и через 48 часов подавили мятеж конголезских солдат. В порт Матади, конечную цель нашего маршрута, вошли 4 корвета ВМФ Бельгии и открыли огонь, а самолеты ВВС Бельгии бомбили город.
Темной ночью 18 июля 1960 года наши транспорты вошли в порт Матади на побережье Атлантического океана. Вдруг ярко вспыхнули прожектора боевых кораблей, пронзительно завыли сирены, раздались команды на французском языке. Были сделаны предупредительные артиллерийские выстрелы. Сидя в трюмах транспорта, мы ничего не понимали, а слышали только выстрелы и разрывы снарядов вблизи бортов.
Наши командиры с побелевшими от страха лицами командовали одно; «Сидеть тихо!» Потом раздалась другая команда по корабельному радио: «Подготовиться к высадке на берег! Соблюдать очередность высадки! Сопротивления не оказывать! Нас интернировали!» А кто из нас, обычных солдат, знал в то время, что обозначает это слово?
Катера бельгийского ВМФ отвезли нас на берег, где нас посадили в товарные вагоны и в сопровождении вооруженных бельгийских коммандос отвезли в Леопольдвиль, где пересадили на грузовики с тентами над кузовами и везли через джунгли еще 300 км. В конце концов, нас разместили в палатках лагеря бельгийских коммандос в г. Бандунду, среди джунглей, в 25 км от границы с Французским Конго. Бельгийцы за один день намотали вокруг лагеря колючую проволоку, поставили вышки с пулеметами и прожекторами.
Из лагеря в лагерь
Кормили нас неплохо, обращение было нормальное, больным оказывали медпомощь, в палатках были вентиляторы, показывали бельгийские кинокомедии: хотя и непонятен язык, а смешно, имелись радиодинамики, по которым передавали непривычный джаз. Но мучила неизвестность. Нам, депортированным из Прибалтики детям из семей чиновников довоенных государств, ограниченным в гражданских правах, армия была домом родным. Поэтому мы все, более 360 человек — воспитанников одного из многочисленных спецдетдомов, — остались на сверхсрочную службу. Мы были янычарами Советской Армии и так же верно служили ей, как давние янычары — турецкому султану.
Офицеры уговаривали нас ждать, говорили, что советское правительство «не забудет своих сынов». Но прошло два месяца, и не похоже было, чтобы советское правительство о нас думало. Когда мы спрашивали об этом переводчика-офицера из коммандос, Пьера Людерса, он только весело смеялся. Нам и в голову не могло прийти, что эти засранцы бросили три тысячи гавриков на произвол судьбы!
К нам пришли раздражение и злость, в первую очередь на офицеров, которые жили отдельно от нас в деревянных сборных коттеджах. Мы им были до лампочки. Мы стали высматривать слабые места в лагерном окружении, изучали солдат на вышках и в воротах. Потихоньку ломали металлические прутья спинок кроватей. Нас никто особенно не проверял.
И вот 16 августа 1960 года в 4 часа 30 минут (никогда не забуду!), душной африканской ночью, когда даже часовые на вышках кимарили, мы все, держа в руках заточенные пластинки от спинок кроватей, вооруженные двумя десятками жердей-подпорок от палаток, бросились к воротам лагеря и к вышкам.
Палатки охраны от ворот лагеря находились примерно в 100-150 м, никаких заграждений из колючки не было, и это было ошибкой. Это расстояние мы преодолели быстрее, чем любой олимпиец на соревнованиях,
Вскочили в джипы и на скорости 100 км/ч рванули по дороге к границе с Французским Конго. Карту мы еще прежде раздобыли у одного из солдат-бельгийцев.
Что и как там было, что делали остальные - не знаю, хотя пытался узнать и через 20 лет, но все напрасно.
Добравшись до реки Конго, разделявшей Бельгийское и Французское Конго, мы захватили паром, перевозивший автотранспорт и людей через реку, по счастливой случайности находившийся на «нашем» берегу, Загнав машины на паром, мы заставили перевезти нас на левый берег. На пароме повесили белый флаг, и так подплыли к таможне Мбеле. Нас окружили негры в форме французской армии. Мы сдали оружие, и нас снова поселили в брезентовые палатки.
Через пять часов пришла группа французских офицеров в кепи с золотыми позументами, в полевых френчах и крагах. Они прилетели самолетом. Среди них оказался капитан Роже Люнгвиц, офицер Французского иностранного легиона, наш будущий командир батальона.
Легионеры от отчаяния
Французское Конго, куда мы убежали, называлось уже Народной Республикой Конго (Браззавиль). Независимость была провозглашена 15 августа, накануне нашего побега из бельгийского лагеря. А 17 августа решилась наша судьба. Нам предложили подписать контракт сроком на три года о зачислении во Французский иностранный легион. Выбора у нас не было: или сидеть и ждать «до морковкиного заговенья», или легион. И мы пошли в легион.
Франция была колониальной державой, вела многолетние войны, и ей требовалось много солдат — поэтому в легионе было более сотни тысяч человек, не то что теперь, когда легион насчитывает едва семь тысяч. Французский иностранный легион — это воинское формирование особого типа, в него принимали людей, не заглядывая им в документы, не спрашивая о прошлом. Практиковалась даже замена преступникам каторги (кайенны) на трехлетний срок службы. Главное, чтобы они хотели служить в легионе и были здоровы. А учить их легионерскому делу было кому. Офицеры в легионе были, конечно, французы - главным образом уроженцы колоний. Сержантский состав (капралы), в среднем до 50 лет, составляли немцы-эсэсовцы, бывшие полицаи всех национальностей из СССР, солдаты и офицеры национальных дивизий СС «Литва», «Латвия», «Эстония», «Галичина», мусульманской дивизии СС «Анчар». Они были страшно усердны в тренировках солдат. Я помню, как на тренировке по ползанию по-пластунски огромный (120 кг) фельдфебель-эсэсовец вставал на ползущего и требовал ползти вместе с ним. Мог при этом еще и стрелять тому между ног, приучая не бояться пуль. Если при этом промахивался — убитого списывали на боевые потери.
Остальные по национальности делились на три группы. Во-первых, русские, прибалты и так далее — в общем, уроженцы СССР. Во-вторых, негры из южных штатов США. Среди них было очень много откровенных уголовников. Прочие были по мелочи: например, из Французского Индокитая и подмандатных территорий, или греки, ранее служившие в королевской гвардии. Были еще норвежцы-квислинговцы, испанцы из «Голубой дивизии». Много было иорданских евреев. В наследство от Британской империи достались сикхи и белуджи. У нас в батальоне их служило до полусотни.
И ведь несмотря на такой пестрый состав, на то, что в недалеком прошлом эти люди зачастую воевали друг против друга — национальной вражды между легионерами не было. А говорили все друг с другом по-французски.
Контракты в среднем заключались на три года, а потом перезаключались на любой срок. Были солдаты-легионеры служившие по 20 и 25 лет. Эти ветераны имели по 30-35 орденов и медалей, заслуженных на поле боя. А офицеры-штабисты легиона имели от силы пять-шесть наград, Получение наград во Французском иностранном-легионе самое справедливое, и в этом мы убедились. Через три месяца жестоких боев в пустыне и в городах (о чем чуть ниже) оставшиеся в живых «советские» легионеры тоже получили свои первые медали.
В Алжир!
Из Французского Конго нас перебросили на переподготовку на базу легиона в Лионе, во Франции. Переподготовка главным образом заключалась в обучении пользованию американским стрелковым оружием, состоявшим на вооружении легионеров. Это были автоматические винтовки М16. Кроме них, у нас были немецкие пулеметы MG и гранаты. Французскими были прежде всего орудия, а также 82-и 120-мм минометы. Обычно подготовка солдата во французской армии тогда составляла не менее пяти месяцев, но
мне зачли боевой опыт, полученный в Советской Армии в 1953—1956 г.г. в Восточной Европе, когда я участвовал в подавлении восстаний в Польше и Венгрии.
Моя часть считалась мотопехотой, мы передвигались на «виллисах», действовали в бою в пешем строю, В роте было четыре взвода по четыре отделения - около 120 бойцов. В случае необходимости роте придавались огневые средства поддержки. 1-й полк, в составе которого была рота, насчитывал около 3000 бойцов. В августе-сентябре нас за две недели обмундировали, обучили владению оружием, необходимым командам и самолетами перебросили в Константину, это на севере Алжира, где мы полтора-два месяца боролись против городских партизан. Наша рота потеряла пятнадцать человек, в том числе двоих литовцев, Потом в ноябре нас отправили в город Алжир, где три недели я работал «по специальности» - прокладывал железнодорожные пути от склада к базе. В декабре 1960 года полк перебросили в оазисы Таманрассет и Ани-Сафра — на прикрытие границы Алжира с Нигером, с территории которого арабские отряды совершали набеги на французские части.
Если бы не Советский Союз, никогда не было бы войны в Алжире. Это СССР спровоцировал Алжир на войну с Францией. Разговорами о свободе, о строительстве социализма, советские агитаторы толкнули темных кочевников на войну. Дали им старые ППШ, ППД, ППС, «шмайссеры», пулеметы Дегтярева, Горюнова, немецкие МГ-36 и МГ-43, и разные орудия, калибром от 37 до 76 мм. Советские советники советовали, а алжирцы воевали.
Изнуряющая война
Франция превосходила своего противника в бронетехнике, самолетах, стрелковом вооружении. Кроме того, Франция получала военную помощь от союзников по НАТО. Все поля и пустыни Алжира были усеяны сотнями тысяч мин. Все караванные тропы контролировались самолетами и вертолетами «Ягуар». Любое скопление людей и верблюдов бомбилось и расстреливалось.
Феддаины (партизаны) в основном действовали в крупных городах - Оране, Аннабе, Хасси-Мессуде и в столице Алжире. В узких улочках они внезапно открывали стрельбу по французским патрулям, убивали всех французов, убивали и тех своих земляков, которые поддерживали Францию. Это делалось с таким расчетом, чтобы запугать всех, и в первую очередь 120 тыс. человек европейского населения, в основном французов.
Стреляли из-за угла, бросали оружие и скрывались на поджидавшем автомобиле. При блокировке квартала, откуда велась стрельба, обыски ничего не давали, на брошенном оружии отсутствовали отпечатки пальцев, так как использовались перчатки. Мы забирали молодых парней и сдавали в полицию. Если это был студент, то уверенность была на 100 процентов, что он участвовал в нападении.
Война в пустыне была для алжирцев напрасным кровопролитием, здесь они всегда проигрывали. Солдаты легиона — наследники римских легионеров; наш лагерь на ночь мы окружали спиралями Бруно из колючей проволоки, на песок на расстоянии от 50 до 300 м от лагеря укладывали кольцом вокруг противопехотные мины, на расстоянии до 50 м от лагеря выставлялись парные посты с собаками. Кроме того, часовые были и в лагере, наготове были безоткатные орудия «Хот», и, если легионеров было больше роты, им придавались два самолета «Альфа Джет», взлетавшие с ВПП длиной до 60 м, и один вертолет «Ягуар». Дорожки были из сборных ребристых дюралевых щитов и перевозились на трейлерах.
Скачущую на нас верблюжью кавалерию встречали огнем автоматов и пулеметов, 76- и 82-мм минометов, освещали прожекторами со спецмашин. Сразу взлетали самолеты и вертолет, бросали десять 10-килограммовых бомб, по пять на каждый самолет.
Применялся вахтовый метод; неделю-другую на базе в оазисе, столько же - на заставах в пустыне. Американские винтовки, которые у нас были, оказались плохими: легко засорялись песком и отказывали. Поэтому всегда надо было иметь что-нибудь на замену, Уважением у легионеров пользовались «шмайссеры», которые мы захватывали у арабов. Для рукопашных использовали тесаки длиной 112 см от бельгийской винтовки «Пежо» образца 1914 года. Против сабель арабов это было эффективно. Лучшими мастерами фехтования у нас считались немцы. Но все же чистые рукопашные бои были редкостью.
Несколько раз мы отправлялись в глубокие — до 100—150 км — рейды на территорию Нигера уничтожать базы повстанцев, Для этого французы использовали десантные планеры. После консультаций с метеорологами, планеры с нами внутри самолета доставляли и отпускали в расчетном месте. После приземления мы быстро делали свое дело и возвращались на планер. Благодаря специальному высокому носу планера, самолет цеплял его крюком и буксировал на территорию Алжира. За такой рейд я и получил одну из своих медалей — Victoria.
Равенство и братство
Особенность войны в пустыне - страшная жара, невозможно дотронуться до раскаленного оружия. Просоленную потом рубашку можно ставить. Самое лучшее - пить охлажденное в холодильнике вино с водой. За нами следовали спецавтомобили, имеющие холодильные компрессоры, а запасы воды и вина вместе с продовольствием и боезапасом подбрасывались авиацией.
Разборки между своими не водились, не было краж, а драки случались, но редко. Мародерства почти не было. Исключение составляли негры, которые не чурались отрезать руки убитым арабам ради браслетов. Впрочем, такие возможности предоставлялись редко: арабы почти всегда забирали своих. Зато процветали грабежи мирного населения (хотя убийства при этом были редкостью). Полученные таким образом ценности легионеры сбывали маркитантам.
Легко раненых допрашивали, потом пристреливали. Ни одна из сторон пленных не брала, их некуда было девать. Раненых (своих) делили на две категории — «живые раненые» и «мертвые раненые». К последним относились «безнадежные», которые добивались своими. Тела, погибших французов вывозились во Францию, прочие легионеры хоронились на месте. Крест часто делался на основе пулеметного ствола. Трусов-легионеров прибивали гвоздями за уши к доске и ставили в пустыне на солнцепеке.
Печальна была участь попавших к арабам. Давая выход своим чувствам, они вспарывали животы, наматывали кишки вокруг шеи и подвешивали легионера на пальме вниз головой. Удивительно, но в нескольких случаях после этого их удавалось спасти.
Был и обратный случай: легионерами в плен был захвачен советский военный советник. Он бойко лопотал по-арабски и был для достоверности даже обрезан, но был опознан своим одноклассником, земляком-тамбовцсм, оказавшимся в легионе. Захваченного земляка накормили и напоили и, дав верблюда, сказали: «Скачи!» Ненависти к нему у нас не было.
Домой или на Родину?
Мы не получали денег на руки - они шли на счет в банке Креди Лионнэ. Казначей выделял нам наличные только когда приезжал военно-полевой бордель. Это бывало нечасто, поэтому солдаты не раз насиловали арабских женщин, что, ясно, не прибавляло арабам любви ни к Франции, ни к легиону.
Мы ничего не платили за питание, и, кстати, оно было высококачественным, для различных групп легионеров повара даже готовили их национальные блюда.
За все время боев батальон потерял около семидесяти убитых. Раненых было примерно вчетверо больше - преобладали осколочные ранения от гранат и камней. Страдали также от дизентерии и малярии. В августе 1961 года батальон был переведен на отдых в один из оазисов центральной части Алжира, а после двухмесячного отдыха вернулся в Таманрассет. Когда Франции надоела семилетняя война, де Голль ее кончил. 18 марта 1962 года была достигнута договоренность о прекращении войны в Алжире. В апреле были подписаны Эвианские соглашения, положившие конец войне. 1 мая 1962 года все французские войска были выведены из Алжира. За победу Фронта национального освобождения (ФИО) Алжира его руководителю Ахмеду Бен Белла было присвоено звание Героя Советского Союза! А мы около пяти месяцев отдыхали в Лионе — слушали концерты и ходили в рестораны. Нас обследовали социологи, психологи и другие специалисты. Затем я был инструктором пулеметного дела на Мадагаскаре. Потом просто 3,5 года жил на доходы, полученные в легионе и на Мадагаскаре.
Тогда кое-кто из нас захотел вернуться домой: заметьте, не на Родину, а домой. С большими трудностями вернулись 32 легионера, в Белоруссии живут 12 легионеров, из которых 8 в Могилеве. У каждого из нас на левой руке между большим и указательным пальцами было вытатуировано FL — Французский легион. Перед возвращением пришлось это выжечь, остался белый кружок.
В Советской Армии служил восемь лет, три года в легионе и пять лет жил во Франции. За службу в легионе — за три года, из которых полтора года приходились на войну в Алжире, — я получил звание сержанта, 25 тыс. долларов (очень неплохие деньги по тем временам для Франции) и три награды за храбрость и мужество.
Как я вернулся домой в 1968 году — разговор особый, но для прибалтов этот путь был легче. От последующих репрессий нас спасло отчасти то, что африканскую операцию проводило ГРУ, не поставив в известность КГБ. Мы внесли в Красный Крест и Фонд мира 5—10 тыс. долларов из своего заработка по принуждению. Дали подписку сроком на 25 лет молчать.
Каждый делает свой выбор
Мелькают в памяти страшные места — Ани-Сафра, Дуаргала, оазисы Эль-Раса, оазис Таннаул Аззал и ряд других маленьких грязных глинобитных и сделанных из камня хижин арабов с их ненавистью в глазах и постоянным ожиданием, что в тебя выстрелят из-за угла,,.
Освободительное движение в Африке, начавшееся в 1960 году, вызвало создание Бельгийского иностранного легиона, а его командиры майоры Майкл Хор и Боб Денар вошли в историю колониальных войн, когда в Бельгийском Конго под руководством Патриса Лумумбы вспыхнуло восстание за свободу. Знаменитая Катанга во главе с Моизом Чомбе — это забытая история того времени, о котором не знает молодежь, да и старшее поколение не знало подробностей. Кто когда-нибудь читал или слышал о таких наемниках, как майоры Майкл Хор и Боб Денар, капитан Роже Люгвиц, лейтенанты Виктор Голанд и Ренэ Бардан, сержанты (капралы) Леон Сегю, Жан Пьер, Фриц Баум, Сергей Лемешко, Виктор Кудрявцев? Мне в наемниках пришлось видеть разных людей со всего мира: авантюристов, грабителей и убийц, но легион сделал всех равными, и в бою мы все были «камрадами». Только настоящие мужчины, имеющие смелость и отвагу, решатся пойти в наемники, и каждый по-своему прав, когда решает, по какую сторону конфликта ему находиться. Я горжусь тем, что был наемником, и никто не вправе упрекать меня.
Каждый делает свой выбор сам.
(В статье использованы фрагменты интервью нашего корреспондента Михаила Поликарпова с Яном Сперскисом)
Единая система русского ближнего боя © 2011
@темы: тексты, иностанный легион